 |  |
До сих пор у нас на рынке существовали дамские любовные романы, дамский детектив - а вот о дамской фантастике до сих пор слышать не приходилось. Мария Семенова - это, без сомнения, мужчина в литературе. Хоть и есть в ее романах то, в чем желающие увидят происки феминизма (героиня-валькирия не приемлет женской ткацко-прядильной доли и владеет мечом на равных со своим возлюбленным), - все-таки Семенова обладает слишком большим писательским диапазоном, чтобы замыкаться на любовной истории, сколько бы она ни была красива и романтична. Далее - Юлия Латынина: экономист, аналитик, стилист - все слова мужского рода. Есть еще, например, Мария Симонова: эта писательница-фантастка женственна более других, то есть более склонна говорить о той же битве на мечах как об элементе любовного сюжета. Женственность Симоновой, как ни странно, проявляется именно в интересе к оружию как к символу мужественности героя, и если героиня тоже кое-что умеет в этом смысле, то придает себе тем самым только большую сексуальность: провоцирует героя на схватку и победу, в результате чего получается счастье. Однако же и Симонова не может (или не рискует?) быть до конца на "женской" стороне. Вообще говоря, она не рискует быть немодной - а кутюр в литературе, в отличие от моды в одежде, создается по преимуществу как линия "homme".
И вот - Наталия Ипатова. Первая книга писательницы-екатеринбурженки (до того публиковавшейся, кажется, только в "Уральском следопыте), выпущенная питерским издательством "Азбука", неожиданно выделилась среди многочисленных выпусков известной, много лет существующей на рынке "фэнтезийной" серии. Если говорить об аналогиях, то ближе всего к Ипатовой окажется не кто-то из писателей или писательниц-фантастов, а наша известная художница-сказочница, драконолюбивая Евгения Стерлигова. Та самая Стерлигова, что всегда иллюстрирует Владислава Крапивина. То есть нам, екатеринбуржцам, генезис понятен, и уральская школа просматривается. Что же увидят в книге, к примеру, те же питерцы и москвичи? Они увидят совершенно новое женское "фэнтези". Здесь во главу угла поставлен вовсе не заколдованный артефакт, который, будучи добыт, дает герою девяносто шансов из ста в борьбе со Злом, но чувство двоих. Главный приз, ожидающий каждого героя в конце его многотрудного пути, - это не корона и не меч, но самый дорогой на свете человек.
В "Большом драконьем приключении" две традиционные сказочные пары: "рыцарь-принцесса" и "волшебник-фея". Младший баронский сын Барби Готорн, сбежав из уготованного ему монастыря, мечтает о ратных подвигах и женских ласках. На пути к приключениям ему встречается крепкий паренек, тоже неслабый в драке, но застенчивый с девушками, склонный к наукам, а главное - обладающий странной везучестью, явно не сулящей обладателю сего рокового дара ничего хорошего. И если молодой Готорн быстро достигает посвящения в рыцари и любви прекрасной принцессы Дигэ, то его другу Александру мешает жить и любить неясно ощущаемое им иное предназначение. Пройдет немало сказочного времени, утечет немало живой и мертвой воды, прежде чем Александр, он же затерянный в человеческом мире Белый принц Волшебной страны, осознает, что деревенская ведьмочка Сэсс, она же прекрасная Королева эльфов, и есть подлинная героиня его жестокой сказки. При том, что антураж "Большого драконьего приключения" настолько "общесказочен", что порою кажется взятым напрокат, любовь героев - это переживания объемных, реальных людей. Психологически Наталия Ипатова довольно точна. Неважно, что "иное предназначение" Александра есть его наследственное белое Могущества: так же, как ведет себя этот персонаж, мог бы поступать самолюбивый и пылкий молодой человек, обнаруживший в себе, к примеру, поэтический дар. Конечно, герои Наталии Ипатовой внутренне более однородны, чем, к примеру, могли бы быть герои "нормальной" реалистической повести. Они живут в традиционном мире и завязаны на ограниченное число отношений. Тем более приятно отметить их явное "оживление" под талантливым пером.
Видимо, противоречие между индивидуальными героями и общесказочным антуражем заставило Наталию Ипатову вскрыть и подвергнуть ревизии сам механизм волшебной сказки. С самого начала, вопреки традиции, принцесса, похищенная драконом, полюбила не своего спасителя Александра, а его сурового товарища. Да и дракон оказался не чудовищем, а симпатичным добрым существом, который всего лишь хотел "завести" себе принцессу, как люди заводят канареек. Когда же действие переносится в Волшебную страну, то отношения Черного и Белого, Добра и Зла оказываются вовсе не столь простыми, как предписывает жанровый канон. Тому виной "человеческий фактор". Люди в Волшебной стране составляют, так сказать, национальное меньшинство, но именно их, как существ наиболее одаренных и пластичных, смешанное население издавна избирает своими монархами. Но, в отличие от эльфа или гоблина, которые всегда ведут себя согласно своей видовой природе, человек обладает индивидуальностью, а значит, свободой выбора. И в результате Черный принц Бертран, у которого вдруг проснулась совесть, отрекается от власти, Белый принц Александр невольно творит огромное Зло, отдавая магический Черный меч в руки узурпатора - а затем он же становится воспитателем юного наследника Черного престола. Получается, что персонажи "Большого драконьего приключения" бунтуют против правил сказочной игры и "смешивают карты" коллективному сказочному автору. И Наталия Ипатова, взаимодействующая со своими героями так же непринужденно, как и модные авторы экспериментальной прозы, вполне разделяет с ними ответственность за акт литературного ревизионизма. По Наталии Ипатовой, человеческое Добро и человеческое Зло связаны сложными законами художественного равновесия, и важнейшим механизмом их баланса выступает любовь.
Конечно, "Большое драконье приключение" написано женским, склонным к тонкому кружеву, почерком. В чем-то этот почерк слабоват: сказывается склонность к чистописанию. При этом диалоги нередко разболтанны и избыточны. Однако недостатки этой книги - всего лишь частности. И новую женскую фантастику следует приветствовать не только потому, что "пусть у нас будет и такое". Если мужчина в литературе представляет собой, допустим, Добро, то для самого его существования необходимо нечто с противоположным знаком. Хотя, по Наталии Ипатовой, Зло первично...
| |