Те, кто считает эту книгу литературной мистификацией, ошибаются сильнее, чем те, кто полагает ее серьезным литературоведческим исследованием. Это ни то, ни другое. Скорее, это эпос. Эпичны в ней масштаб событий и протяженность их во времени, эпичны деяния, эпичны герои... и, конечно, главный герой -- Степан Петрович Кургузов.
Автор, очевидно, творчески переработал традиции соцреалистических опупей типа "Тени исчезают в полдень" -- герои рождаются в одних исторических условиях, воюют с родителями в других и трудятся на производстве в совершенно третьих. Доктор Кац привнес в эти традиции нечто определенно свежее: он прослеживает не семейную или общественную жизнь героев, но жизнь литературную, жизнь в литературе. В остальном, все остается по-прежнему: авторы опупей изобретали мир, в кото- ром стойкие коммунисты страдали под гнетом любви к подкулач- ницам анфисам, а Кац изобрел мир, в котором фантастика ста- ла генеральным потоком советской литературы.
Справедливости ради следует сказать, что слишком много изобретать ему не пришлось: история советской фантастики в его мире в целом мало отличается от истории советской лите- ратуры в мире нашем. Более того: книга рассчитана именно и только на того, кто великолепно знает историю советской ли- тературы и мировой фантастики. Только такой читатель сможет оценить всю прелесть этого труда.
Главной удачей автора, как мне кажется, является образ Степана Кургузова. Кац сделал все, чтобы Кургузов не просто получился "ярким представителем советской фантастики", но ее единственным воплощением. Все, что происходило в советской фантастике до появления Кургузова, было им либо уничтожено, либо встроено в "его систему". После его смерти советская фантастика прекратила существование свое: Кургузов скончал- ся в ночь с 22 на 23 августа 1991 года... И Кацу остается лишь вести речь о том, что происходило в советской фантасти- ке "при Кургузове".
Конечно, нет никакого смысла подробно останавливаться в рецензии на описанных в труде доктора Каца событиях и кни- гах -- хотя жанр "рецензия на рецензию" нынче относительно в моде, но поверхностную рецензию на рецензию умную и глубо- кую читать никакого интереса. С другой стороны, книга вышла мизерным тиражом и большинству потенциальных ценителей в ру- ки наверняка не попадала. Поэтому меня постоянно мучает же- лание рассказать таким о том, что же там, в книге, происхо- дит. К сожалению, это невозможно. Невозможно даже просто упомянуть имена героев книги: большинство фамилий и псевдо- нимов слишком явно ассоциируются с конкретными людьми. Рас- чет при этом делается именно на узнаваемость имен -- иногда при этом Кац позволяет себе приписать персонажу некоторые черты "прототипа". Местами игра с реальностью идет просто на грани фола: один из персонажей, писавший фантастику под псевдонимом К.Булычев, например, напоминает Игоря Всеволодо- вича Можейко не больше, чем горьковского Егора Булычева -- но зато написал цикл детских повестей о космических приклю- чениях мальчика Алеши. Аллюзии однозначны. Еще более риско- ванно Кац поигрался с именем Владимира Щербакова: мало того, что персонаж с этим именем в книге доктора Каца редактирует в 1979 году насквозь антисоветский фантастический альманах "Лунариум" (аналог "Метрополя"), так еще и отчество у него, в пику известным взглядам реального Щербакова, не Иванович, а Израилевич.
Игра доктора Каца с реальностью не ограничивается имена- ми и фактами биографий персонажей. Книга насыщена цитатами из книг, документов, писем, выступлений,-- цитатами велико- лепно стилизованными и выглядящими совершенно достоверно (в рамках книги, конечно). Представляю себе, какую работу про- делал автор, чтобы этого добиться. Усилия его даром не про- пали: книга читается как абсолютно документальное исследова- ние -- настолько, что любой читатель, недостаточно хорошо знающий фантастику, будет немедленно сбит с толку. Вместе с тем, Кац создал один (по крайней мере) совершен- но гениальный художественный образ -- автор романа "Границы неба" Вячеслав Курицын меня просто ошеломил. Жизнь его пора- зительна, невероятна, комична, трагична, фантастична, реа- листична -- все сразу. Человек принципиально внесистемный, попавший по иронии судьбы вовнутрь литературно-идеологичес- кой машины. Даже при том, что сама идея этого не нова, ис- полнение ее просто великолепно.
И снова -- что же такое эта книга? Художественная литера- тура? Публицистика? Ни то, ни другое. Скорее, весьма удач- ный эксперимент в жанре альтернативной истории. В принципе, доктор Кац заслужил за эту книгу совершенно особого приза, учрежденного специально по этому поводу.
Сергей БЕРЕЖНОЙ "Интеркомъ" #5 (1'94)
 |  |